Пиковую даму Ахматову бьем козырным тузом безнадежно влюбленных - Лермонтовым!
Она поет — и звуки тают, Как поцелуи на устах, Глядит — и небеса играют В ее божественных глазах; Идет ли — все ее движенья, Иль молвит слово — все черты Так полны чувства, выраженья, Так полны дивной простоты.
и еще:
Зови надежду сновиденьем, Неправду - истиной зови, Не верь хвалам и увереньям, Но верь, о, верь моей любви!
Такой любви нельзя не верить, Мой взор не скроет ничего; С тобою грех мне лицемерить, Ты слишком ангел для того.
и на закуску:
Вы мне однажды говорили, Что не привыкли в свете жить: Не спорю в этом;— но не вы ли Себя заставили любить? Всё, что привычкою другие Приобретают — вы душой; И что у них слова пустые, То не обман у вас одной!
"Странный гость побывал у меня в феврале. Снег занес мою крышу еще в январе, предоставив мне замкнутость дум и деяний. Я жила взаперти, как огонь в фонаре или как насекомое, что в янтаре уместилось в простор тесноты идеальной.
Странный гость предо мною внезапно возник, и тем более странен был этот визит, что снега мою дверь охраняли сурово. Например - я зерно моим птицам несла. "Можно ль выйти наружу?" - спросила. "Нельзя",- мне ответила сильная воля сугроба.
Странный гость, говорю вам, неведомый гость. Он прошел через стенку насквозь, словно гвоздь, кем-то вбитый извне для неведомой цели. Впрочем, что же еще оставалось ему, коль в дому, замурованном в снежную тьму, не осталось для входа ни двери, ни щели.
Странный гость - он в гостях не гостил, а царил. Он огнем исцелил свой промокший цилиндр, из-за пазухи выпустил свинку морскую и сказал: "О, пардон, я продрог, и притом я ушибся, когда проходил напролом в этот дом, где теперь простудиться рискую".
Я сказала: "Огонь вас утешит, о гость. Горсть орехов, вина быстротечная гроздь - вот мой маленький юг среди вьюг справедливых. Что касается бедной царевны морей - ей давно приготовлен любовью моей плод капусты, взращенный в нездешних заливах".
Странный гость похвалился: "Заметьте, мадам, что я склонен к слезам, но не склонны к следам мои ноги промокшие. Весь я - загадка!" ......."
Люблю тебя, пойми же наконец, отдайся мне, и утони в моей любви! Ну что ж ты издеваешься подлец, скажи хоть что-то, душу не трави...
Что мне сказать тебе малышка, подумай, вместе нам не быть! Пойми же ты упрямая глупышка, как может море берег затопить?
Что станется тогда со мною, со всем, что дорого моей душе несчастной? Если любви твоей дорогу я открою, как примирюсь с такою участью ужасной?!
Ну хорошо же, трус проклятый, не хочешь мира, счастья и любви! Отныне ты мой враг заклятый, я утоплю тебя в твоей крови!
И вот победу одержать стремясь, разбушевалось море, яростно на скалы нападая... То от ужасной ярости смеясь, то от избытка нежности рыдая...
Казалось силам моря нет конца, неведомы ему ни слабость ни покой! С безумной пеною, стекающей с лица, оно волну, на штурм, бросало за волной...
Но постепенно ярость уступила место страсти, объятья стали крепче и сильней... И стало безразлично кто в чьей власти, и лишь движенья стали резче и быстрей...
Сквозь сонмы туч, луч солнца заблистал, и громче ветра прозвучал последний стон... "Ты чудо..." - берег изможденный прошептал, "Спасибо..." - улыбнулось море, погружаясь в сон..
Милая, где ты берешь этих обманутых и неудовлетворенных старых дев?
Сперва прицелочный выстрел, А.Белый:
Далекая, родная,- Жди меня...
Далекая, родная: Буду - я...
Твои глаза мне станут Две звезды.
Тебе в тумане глянут - Две звезды.
Мы в дали отстояний - Поглядим;
И дали отстояний - Станут: дым.
Меж нами, вспыхнувшими,- Лепет лет...
Меж нами, вспыхнувшими, Светит свет.
Ну, а теперь огонь на поражение, ПУШКИН:
Celicа, милый друг, приди, подай мне руку, Я вяну, прекрати тяжелый жизни сон; Скажи... увижу ли, на долгую ль разлуку Я роком осужден?
Ужели никогда на друга друг не взглянет? Иль вечной темноты покрыты дни мои? Ужели никогда нас утро не застанет В объятиях любви?
Celicа! почему в часы глубокой ночи Я не могу тебя с восторгом обнимать, На милую стремить томленья полны очи И страстью трепетать?
И в радости немой, в блаженстве наслажденья Твой шепот сладостный и тихий стон внимать, И тихо в скромной тьме для неги пробужденья Близ милой засыпать?
Дождя косая проза, Поэзия небес… В словах сквозит угроза, В глазах – лукавый бес.
В движеньях – нетерпенье, В мелодии – разврат, И на губах мгновенья, Нелепый шаг назад
Ответный шаг навстречу, И голос в темноте, Что сердце покалечит, Научит пустоте…
Меняются пейзажи, Светлеет горизонт, И на пустынном пляже Раскрыт нелепый зонт…
Огромное светило, Танцует странный ритм… И времени хватило, Чтоб выровнять зенит…
Как мне немного надо, Как многое ему! Я рада, очень рада, Что, судя по всему, Его немое сердце Научится рычать, Что чувствам не стереться, О них не промолчать.. Он тонет, эхом стоны В моих косых мирах… Лишь только стынут волны, И солнце в волосах!
Пустое «вы» сердечным «ты» Она, обмолвясь, заменила И все счастливые мечты В душе влюбленной возбудила. Пред ней задумчиво стою, Свести очей с нее нет силы; И говорю ей: как вы милы! И мыслю: как тебя люблю!