"Щястя моє" / "Счастье мое" / Кіно, книги та музика

Русский бульдозер
Игровой дебют документалиста Сергея Лозницы «Счастье мое» бьет по голове не хуже «Груза 200». Такой России на Каннском кинофестивале еще не видели

Формально «Счастье мое» — германско-украинская копродукция, но лишь потому, что Лозница не нашел поддержки проекту в России ни у чиновников, ни у продюсеров. Остается только гадать, в каком политическом контексте будет обсуждаться фильм: могут ведь и решить, что это антирусский выпад Украины. Улюлюканья с разных сторон, скорее всего, будет много. Пока известно только, что французы в шоке. Им тут Павел Лунгин раньше немножко другую Россию показывал: буйную, но душевную, обаятельную в своей дикой экзотике. А «Груз 200» или «Бумер» здесь не видели. В Роттердаме, правда, показывали «4» Ильи Хржановского по сценарию Владимира Сорокина, но то Роттердам, где экстремальность — норма.

«Счастье мое» — совсем не идеальное, в первой половине очень неровное, в него долго не получается включиться, хотя идея понятна более-менее сразу. Зато когда включаешься, вырваться уже невозможно. Начало лучше пересказать подробно, а вот финал заранее выдавать никак не стоит. Молодой водитель грузовика везет муку из одного города в другой. Его тормозят на посту ДПС — рядовое дорожное вымогательство. Под шумок (пока гаишники разводят дамочку в кабриолете) парню удается забрать документы и улизнуть. Возвращается в машину, а там дед с котомкой: поехали, говорит, пока цел, расскажу кой-чего, если подбросишь. Как звать-то, отец? А нету имени — давно уже, с конца войны. И дед рассказывает, как его, молодого лейтенанта, ехавшего из Германии домой, тормознули на вокзале: формально — для проверки документов, на деле — обобрать так же запросто, как гаишники дальнобойщика.

Кстати, до показа ходили слухи, что «Счастье мое», как и михалковские «Утомленные солнцем — 2», — про войну. Оказалось, там всего два военных эпизода: на вокзале, где лейтенант в итоге расстреливает коменданта-вымогателя и навсегда теряет имя. И еще один — на хуторе, где живет с маленьким сыном сельский учитель. К нему просятся переночевать два красноармейца — не то от отряда отбились, не то дезертиры. Едят-пьют, спрашивают, чего сам не на фронте. А глаза слабые, да и убивать не могу. Вот немцы придут, они нация культурная, может, школу опять откроют. Зря разоткровенничался учитель: у красноармейцев рожи тупые и злобные. Как почти у всех, с кем встречается главный герой. Ладно, поехали дальше.

Грузовик останавливается на заправке, старик исчезает, герой едет, на дороге пробка, из всех машин несется тошнотворный «русский шансон», по обочине гуляют проститутки, одна совсем школьница. Объезд покажешь? Покажу, но там место гиблое. А тут не гиблое, что ли? Едут через поселок, останавливаются на рынке. Это первый мощный кусок фильма. До этого все было довольно искусственно, актеры фальшивили, а тут камера просто проезжает по лицам местного населения, и сразу понятно, в чем Лозница, много ездивший и снимавший в российской провинции, действительно силен. Лица такие, что живые мертвецы из фильмов Джорджа Ромеро рядом не стояли. Вдруг какой-то упырь-шатун ломится наискосок сквозь толпу и исчезает в лесу. Момент очень страшный. Но дальше опять провал в сконструированное мифологическое пространство, в русское ничто. Водитель заблудился, грузовик сломался, ночью местные пришли поживиться. Зазвали на огонек, картошечки печеной поесть — ну и бревном по голове. Картошку ел — было лето, очнулся — зима. С этого момента герой не скажет ни слова, да и как звали — забыл. Конец пересказа. Дальше начинается такое кино, будто тебя самого бревном огрели. Очень хочется посмотреть отстраненно, но пока не получается.

Можно говорить, что все это метафора, сгущение красок до полной черноты, но ужас в том, что не метафора, хотя в голову то и дело лезут Гоголь, Лесков или Салтыков-Щедрин и Сухово-Кобылин. Лозница в лоб транслирует то ощущение безнадежности, которое охватывает при любом настоящем контакте с русской жизнью. Когда ты понимаешь, что здесь с тобой всегда могут сделать все, что угодно. Лишить имущества, достоинства, имени. Просто убить. Урки без погон или урки в погонах. Ближе к финалу есть потрясающий монолог еще одного дальнобойщика, сводящийся к тому, что главное — «не лезть». И это такое не конкретное, а огромное, всепоглощающее «не лезь», которое человеку, не жившему в России, объяснить, видимо, невозможно. Сиди тихо, козел, целее будешь.

А все равно не будешь. В прологе какое-то мертвое тело закатывают в бетон, землей присыпают и бульдозером выравнивают. И фильм весь про то, что такая вот страна — земли и бетона в ней много, на всех хватит, и если для твоей машины дизеля нет, то для бульдозера, который тебя закатает, всегда найдется.

Шансы на призы сомнительны, но, похоже, «Счастье мое» — первое настоящее событие в каннском конкурсе. Ясно, что вокруг него будет шум и драка — и здесь, и еще больше в июне на сочинском «Кинотавре». На первом показе многие из зала выходили. Но я еще ни разу, ни на одном фестивале, не видел, чтобы на финальных титрах кто-то рядом даже не плакал, а в голос рыдал.

джерело

----------------------------------------------------------------------------------------
Від себе добавлю, що Сергій з Києва, закінчив ВГІК, потім переїхав жити до Німеччини, хоча батьки його так і живуть у Києві. Дуже цікава людина і талановитий режисер. Знаю, що про ігрову картину він мріяв вжу давно. І ось, нарешті, це сталося. І відразу ж Кани. Безсумнівно це успіх. Будемо чекати на реліз.